Мирза Фарадж Рзаев – ЧЕЛОВЕК ТРАДИЦИИ

В истории существует не только преемственность дел, но и преемственность культурной информации, без которой не обходится ни одна традиция.

И как ни резки бывают разрывы революционных эпох, они не в силах пересоздать национально-душевного склада человека. Эта мысль более всего применима к людям творческим, а таковых, хотя и меньшинство, вполне достаточно для торжества двух очень важных вещей - разрушения оконченных мнений и сохранения того, что называется классикой. Первые - это новаторы, вторые - консерваторы, которых не следует смешивать с реакционерами и догматиками. Для стабильности и расцвета культуры потребны как первые, так и вторые.

Люди больших умений не боятся быть самими собой. Есть резон вспомнить об этой мудрости, когда говоришь о знаменитом в свое время музыканте Мирза Фарадже Рзаеве (1847-1927), одном из первых таристов Азербайджана, современнике таких сазандаров как Джаббар Карягды, Гусейнгулу Сарабский, Мирза Садыг, Курбан Примов, Саша Оганезашвили, Мирза Мансур, Бюльбюльджан, внесших неоценимый вклад в азербайджанскую музыкальную культуру, в частности, в сбережение и развитие азербайджанского мугама. Судьбу не выбирают. По рождению и воспитанию Мирза Фарадж принадлежал к бакинскому социумум, по генетическому началу, - к художественно одаренным личностям. В анналах его рода, известные музыканты Бакихановы. Рано потеряв родителей, он жил у дяди и, будучи отданным в учение с видами на карьеру муллы, совершил сворот, предопределенный душевной страстью. Видя, как он загорается, слыша музыку и пение, мулла вернул его опекуну: "Отведи к музыкантам. Там ему место". Бедность в исламском мире - не порок и, как всюду побуждает к отчаянной активности. Мирза Фараджу повезло вдвойне.

Дарование нашло себе подпору в трудолюбии. Он трудился всю жизнь, не зная упадка физических сил и только болезнь подкосила его на 80-м году жизни. Но физический недуг был вызван душевными страданиями - так сильно переживал Мирза Фарадж новомодное невежество 20-х годов - пренебрежение к тару и кеманче, якобы устаревшим и примитивным инструментам, негодным для духоподъемных маршей пролетарской культуры. К нему вполне приложимы слова римлянина Плиния Младшего: "Он был стар годами, но юн желаниями». И напротив те, кто призывал отправить тар в тартарары, были молоды годами, но стары желаниями: они были догматиками нового, а что такое догматизм, как не тончайшая, наиболее духовная форма деспотизма. Мирза Фараджу было 9 лет, когда он стал ходить на свадьбы. Его двоюродная сестра научила играть на гоша-нагаре. Этот инструмент, будучи частью ансамбля сазандаров, прививал стойкое чувство ритма и такта. В 14 лет он впервые берет в руки тар - новый для того времени инструмент, привезенный в Баку, персом Али Ширази в 1860-62 годах. Этот тар отличался меньшими размерами и количеством струн. На нем играли, слегка наклонившись: тар лежал на коленях. Азербайджанский тар фактически был создан в 1870 -75 годах. Его творец - выдающийся исполнитель Мирза Садыг (1846-1902).

Мирза Фарадж был знаком с ним и, возможно, между ними существовало соперничество, - нормальное и необходимое: оно поддерживает культурный тонус народа. Мирза Фарадж Рзаев не был бы тем, кем стал, если бы не учился, – истово и усердно. Он ездил в Иран, где брал уроки мугама у знаменитых сазандаров. Мугамы – наследство, добытое столетиями культурной выработки восточного человека. Иран был меккой мугамата. Именно в недрах иранской культуры сложился мугамат (Х-ХII вв) с его классическими 12 мугамами и 6 авазатами к XIV веку. Сами иранцы приписывали открытие семи основных мугамов легендарному музыканту Барбаду, жившему в эпоху Сасанидов в III- VII веках. Мугам стал знаковым явлением профессиональной музыки, вместилищем художественной традиции, позволяющей импровизировать в рамках канона: один и тот же мугам всякий раз звучал по-новому, ибо зависел от таланта, мастерства, импровизационных способностей исполнителя. Вот почему в Иране и Азербайджане существовал культ музыканта. Популярности Мирзы Фараджа и других виртуозов игры и пения, способствовало немаловажное обстоятельство: мугам почитался как целебная сила, врачующая душу и разум. Музыка мугама с его теснифами и ренгами опиралась на добротную литературную основу - газели Хагани, Низами, Мехсети, Физули, Вагифа...

Пылкость и страстность, возвышенность и патетичность - трудно передать словами все богатство душевных состояний, возникающих в мире мугама. И тем больше почтения - к дивным голосам, волшебным перстам сазандаров. Любимым мугамом Мирзы Фараджа был "Раст", о котором. Узеир Гаджибеков сказал так: "Раст" вызывает чувства мужества и бодрости. Про Мирза Фараджа можно сказать: это была личность определенной биографии, жизнелюб, по-исламски земной человек с твердыми понятиями. При всей тотальности норм шариата, предписывающих нормативистское поведение - степенность, чувство ранга, благочестие, верноподданничество, был как все - патриархален, благочестив, далек от власти и политики, словом, типичная замкнутость жизненного горизонта ежедневщиной. Но у сазандаров был и свой, второй мир, в котором их объединяли мелодия и лад, слово и смысл мира прекрасного. Мирза Фарадж любил часы одиночества, когда его собеседником был только тар - инструмент, о котором можно сказать в буквальном смысле: творение его рук. Он мастерил инструменты и относился к ним с нежностью родителя. Свобода существования в мифопоэтическом пространстве помогала удовлетворять и потребности суровой обыденщины. Мастера его уровня не бедствовали, нужда в именитых сазандарах не иссякала.

Однако у этой жизни «по вызову и приглашению» были свои темные стороны, известные многим поколениям людей. Еще в "Кабус-намэ" (XI в.) можно было прочесть "Самое большое искусство в музыке - ... угодить вкусам слушателя» «если бы даже ты был несравненным мастером своего дела, все же смотри на вкусы твоих слушателей». На пиру не обязательно выполнять все правила музыки, выдерживать последовательность «дестгяха»: «Пока ты будешь выполнять правила музыки, люди-то опьянеют и уйдут. Ты лучше зри, какую мелодию каждый изволит и какую мелодию возлюбливает». В воспоминаниях внучки Мирзы Фараджа Р. Рзаевой приведен случай, подтверждающий стародавнее наставление. Мастер, будучи приглашенным на меджлис иранского хана, начал с «Раста», но заметив недовольство, перешел на другой мугам. Результат был тот же. Хан в музыке был не силен. Тогда он встал, подошел к хану, умильно глядя ему в глаза, игриво запев нечто фривольное – и был вознагражден одобрительным хохотом. У Мирзы Фараджа было в обычае для собраний рангом пониже - всяких «лоту» и «суннет тойлары» - играть для «разогреву» мелодии с острым ритмическим рисунком.

Прием, проходящий на «бис». В 1900 - 1905 годах Мирза Фарадж концертировал вместе с ханенде Джаббаром Карягды и кеманчистом Мешади Гулу. Именно на это время приходится пик его популярности, как тариста-виртуоза, знатока мугамов. Последнее соображение имеет под собой серьезную основу. Бывая в Иране, он изучил кроме фарси и арабский язык, что позволило познать музыковедческие трактаты. Его знали как человека сведущего, и в этом качестве он не мог не быть хранителем устоев, во времена, когда бакинская жизнь на рубеже веков обрела модернизационный динамизм, а вместе с ним появились соблазны новаций во имя новаций. Он был консервативен во вкусах, но благодаря тому Бахрам Мансуров впоследствии знакомил мир с мугамами свободными от деструктивных новшеств. В музее истории Азербайджана хранится тар мастера, отделанный перламутром, - награда за победу в музыкальном меджлисе. Когда при Азербайджанской музыкальной школе учредили комиссию по мугамату, в нее кроме Фараджа Рзаева пригласили Джабара Карягды, Курбана Примова, Ширина Ахундова, Мансура Мансурова – все таристы, за вычетом Дж. Карягды. Вобрав в себя музыкально-художественный опыт XIX века, он творчески перенес его в век XX и охранил от бездумных новаторщиков. Мирза Фарадж был человеком Традиции – и благодарение Всевышнему!

---

Центр Социальных Исследований